«…приходил напр. человек и показывал башлык, пояс и фуражку санитара Красного Креста, на фуражке значится: „Канарев“; эти вещи найдены в подвале разгромленного ресторана Онанашвили, а это, будто бы, указывало на ограбление или даже убийство санитара»83.
Изменился и состав погромщиков. Если в первый день их ядром выступали деповские рабочие, то в субботу это был разный чернорабочий элемент и запасные нижних чинов 23-го Восточно-Сибирского стрелкового батальона84. В составе «чернорабочего элемента», конечно же были и откровенно криминальные личности, но можно предположить, что массу создавали обитатели так называемого «Порт-Артура» – района самовольной застройки, ограниченный реками Иркутом, Ангарой и линией железной дороги85. Дислокацией для запасных нижних чинов, возможно, служило Глазковское городское начальное училище имени Святого князя Владимира86, еще весной 1904 года отданное в распоряжение военного министерства.
Только к 12 часам дня толпа решилась на какие-то действия. Начали опять с ресторана. После 15:00, наконец-то добрались до «Южного Кавказа». Караул из двух десятков солдат (вероятно все той же железнодорожной охраны, находившейся в распоряжении коменданта Степанова), к тому времени появившийся у здания, сделал несколько выстрелов в воздух, но погрому не воспрепятствовал87. Пассивность караула возможно объясняется тем, что он был поставлен для охраны вовсе не «Южного Кавказа», а магазина Красовского по адресу: ул. Кругобайкальская, 2, то есть располагавшегося непосредственно по соседству с «Южным Кавказом»88. Официальные «Иркутские губернские ведомости» сообщают, что беспорядки были прекращены в 5 часов дня89, однако этому противоречит отчет доктора Червенцова:
«…с наступлением темноты90, когда грабеж еще продолжался, я ушел. Придя в 8 часов вечера на склад, я видел блуждающие огни во всех этажах разгромленной гостиницы: ночной грабеж продолжался»91.
Намеренным или случайным результатом этих блужданий со свечами стал пожар «Южного Кавказа», начавшийся около 10 часов вечера. Благодаря стоявшему в эти дни безветрию92 и усилиям пожарных удалось отстоять от огня здание аптечного склада, в котором, среди прочих медикаментов хранились запасы эфира. Тушение здания самой гостиницы было занятием безнадежным: в Глазково была лишь одна (пятибочковая) пожарная машина, из города никто прибыть не мог, нормальной водокачки или взвозов для пополнения запаса воды не было. Мало того, «были попытки остановить тушение …: нарочно был перерезан рукав»93, что косвенно свидетельствует о поджоге. В общем, ночь на 18 декабря у вокзала была не слишком спокойной. Опять собрались люди, движимые самыми разными мотивами. С одной стороны:
«…явились несколько молодых людей, с ружьями за плечами, объявив себя „охранниками“; эти люди вели себя безукоризненно, помогали тушить и охраняли здание нашего склада»94.
В то же время были и обратные примеры:
«Когда начался пожар, мы решили взять из своего имущества наиболее ценное и отвезти в Глазковское общежитие сестер, а склад запереть… В то время, когда мы перетаскивали вещи на вокзал, в здание склада, выбив в дверях стеклянную раму, ворвались хулиганы, под предлогом спасения имущества; в результате – пропажа вещей и денег. Во время пожара я обращался к ротмистру Степанову, который на мою просьбу об охране склада заявил, что за полосу отчуждения железных дорог он давать солдат не имеет права»95.
К 4 часам утра «Южный Кавказ» выгорел. Пожарные и дружинники ушли96.
18 декабря. Воскресенье
Третий день погромным вообще назвать можно только с натяжкой. По сообщению газеты «Восточное обозрение»:
«Воскресенье в Глазковой прошло спокойно, если не считать бесчинств в разгромленных домах, производимых уличными мальчишками»97.
Настоящей причиной окончательного прекращения беспорядков по-видимому стало прибытие очередного железнодорожного эшелона с эвакуируемыми с востока войсками98. Порядок установился просто «сам собой», за счет того, что присутствие регулярных армейских подразделений означало возвращение в предместье власти. Нижние чины были направлены на разбор завалов сгоревшего здания (в которых обнаружился практически неповрежденный склад кеты), аптечный склад Красного креста эвакуировали на переселенческий пункт99, а прятавшиеся владельцы и обитатели «кавказских» торговых заведений начали возвращаться в свои разгромленные дома.
В тот же день пострадавшие «кавказцы» собрали сходку, решившую организовать собственную дружину самообороны, на вооружение и оснащение которой тут же было собрано 600 рублей. Надо полагать, что идея эта прозвучала еще раньше, поскольку в городе уже распространялись слухи о готовящемся ответном погроме «русских» в Глазково. В связи с этим собрание сразу обозначило свою позицию:
«кавказцы решили образовать собственную дружину, но она отнюдь не будет преследовать тех целей мщения русскому населению вообще и рабочим депо в частности за погром, о которых в городе ходит такая масса самых разнообразных слухов, а предназначается только для охраны от убийц и грабителей мирных граждан без различия национальностей. С этой целью кавказская дружина входит в органическую связь с остальными существующими в городе дружинами»100.
В подтверждение этих намерений небольшой отряд кавказской дружины уже вечером того же дня участвовал в патрулировании центральной части города. Более того, в среду (22 декабря) объединенное совещание железнодорожников и «кавказцев» уже принимало постановление вполне административного порядка о запрете на территории Глазковского предместья и Порт-Артура беспатентной торговли спиртным, закрытии монопольных винных лавок на период с 25 декабря по 7 января 1906 года и об аресте лиц, воспользовавшихся огнестрельным оружием (с его конфискацией). Контроль за исполнением решений как раз и возлагался на «глазковскую самооборону»101.
Интересным, но, к сожалению, не датируемым, представляется в этой связи также эпизод с участием в событиях 16—18 декабря отряда самооброны иннокентьевских железнодорожников102. О нем скупо упоминается в «Обвинительном акте по делу о восстании (военной стачке) части Иркутского гарнизона. Ноябрь – декабрь 1905 г.», причем цель выезда иннокентьевской дружины указана в нем в такой форме: «для участия в погроме Глазковского предместья»103. Кроме того, имеются беллетризированные воспоминания участника этой экспедиции – слесаря иннокентьевского депо Ильи Федоровича Мухартова, опубликованные в 1929 году в журнале «Вокруг света». Несмотря на литературную обработку этих мемуаров они насыщены подробностями и именами, на поверку оказывающихся достоверными.
«В один морозный ноябрьский104 день гудок созвал иннокентьевских рабочих. Столяр Аношко сообщил, что из Иркутска получено тревожное сообщение. На станции Глазково «чёрная сотня» устроила погром. Грабят, поджигают магазины, началась резня. Охраны никакой нет. Надо немедленно ехать на помощь…
Илья во всю прыть сбегал домой за ружьём. Когда он вернулся, был уже готов поезд из шести вагонов. Собралось ехать более двухсот человек. Выбрали двух руководителей, – машинистов Бродецкого и Подгорбунского. Паровоз прицепили такой, как для курьерского поезда, и через четверть часа уже подъехали к станции Глазково. Высоко поднимались в морозном воздухе столбы дыма над горящими магазинами. Около станции – толпа самого подозрительного вида, большинство пьяных, много оборванцев, бродяг.
Иннокентьевские рабочие прошли к разграбленным домам. Грабители рассеялись. Стали собираться местные жители, глазковские железнодорожники. Пожарных было мало, работали плохо. Собравшиеся взялись помогать. Скоро затушили пожары. Тем временем пришли жители посёлка при лесопильном заводе. Сказали, что на их посёлок предполагается какое-то нападение. Отряд разделили на две части: половина осталась на станции, другая пошла к лесопильному заводу. Илья был в числе отправлявшихся к посёлку. По дороге остановились в депо. Протяжным гудком созвали рабочих, устроили небольшой митинг. Предложили иркутскому депо организовать у себя самооборону, так как томский погром, события того дня и многочисленные отдельные грабежи и убийства вынуждают к этому. В посёлок пошли уже вместе с иркутскими железнодорожниками. Продемонстрировали объединение рабочих, вселили страх в громил. В посёлке посоветовали в случае опасности дать гудок. По первому же гудку из депо явится помощь»105.